Риккардо Патрезе, первый гонщик Формулы-1, преодолевший отметку в 200 Гран-При, рассказывает о своей карьере.
"Это был четверг, и Алан Рис [менеджер Shadow] говорит:" Вы хотели бы попробовать Формулу 1? У нас есть один день тестов на Поль Рикар в понедельник. Я сделал около 200 километров по Рикару, но половина из них была на влажной трассе. Тогда они говорят: "Хорошо, в эти выходные мы едем в Монако. Немного усилий и сделаешь свою первую гонку там. Сейчас, пожалуй, это было бы невозможно: я шел вперед благодаря результатам, показанным в младших классах. Теперь, даже если побеждаешь, у тебя должен быть внушительный денежный мешок, без которого невозможно получить сколько-нибудь конкурентоспособную машину. Я был 23-х летним, застенчивым и очень замкнутым. Я плохо говорил по-английски, и мне было трудно общаться с людьми из Ф1 и с журналистами. Это застенчивость была воспринята многими как высокомерие, чего, по факту не было. И хорошо зарекомендовавшие себя водители пытались запугать меня. В первый уик-энд в Монако, каждый раз, когда один из старших шел близко, что я должен был замедлится и дать им проехать, и когда они проезжали мимо, каждый показывал мне средний палец. Они не любили молодых новичков. Когда я провел в Ф1 долгое время и новый пилот приходил к нам, я всегда старался быть дружелюбным с ним, что бы он чувствовал себя, как дома. Но в 1970-е годы все было не так.
Все произошло очень быстро. Я не был осведомлен о политике. В то же время Фрэнк Уильямс планировал свою собственную машину на 1978 год, и подошел ко мне и Алану Джонсу. Мы с Аланом говорили о том, что должно было случиться, было ли лучше остаться с Шадоу, или идти с новой командой Джеки, или рискнуть с Фрэнком, который бы боролся за бюджет. В конце концов Джеки взял меня, потому что я был моложе, и Алан пошел к Фрэнку. В течение трех лет он стал чемпионом мира. Я тоже попал в Williams, но это было 10 лет спустя! В Arrows должны были быть я и Гуннар Нильссон, но бедный Гуннар заболел, и он никогда больше не водил машину, так что моим напарником стал Рольф Штоммелен.
Первый Эрроуз был построен в течение семи недель, и когда мы прилетели в первую гонку в Бразилию, он ещё ни разу не повернул руль, потому что Сильверстоун был под 10 см снегом. На практике в Рио топливо не поступало , если бак не был наполовину полон, так что я квалифицировался с тяжелыми баками, а в гонке я должен был оставлять больше топлива, но я закончил 10-м. Таким образом, мы знали, что, когда мы наладим топливную систему этот автомобиль будет быстрым. И это было так. Вторая гонка, ГП Южной Африки, на 27 круге я был в лидерах. Это был фантастический день, потому что это была только вторая гонка команды. Я остался впереди, пока, за 14 кругов до финиша, двигатель не взорвался. Очень большое разочарование.Конечно, было ужасно обидно, но я тогда был ещё слишком молод, у меня все получалось и казалось, что выигрывать в Ф1 так же легко, как и в младших Формулах. Я был очень уверен, что ещё чуть-чуть – и я обязательно окажусь на вершине. Боже, как я был наивен.
На Гран-При Лонг-Бич у меня был бой в конце с Ронни Петерсоном, и я заходил со своим болидом очень широко, чтобы удержать мою позицию. Ронни пожаловался на меня впоследствии, говоря, что он был быстрее,, и я намерено болтался по трассе, мешая обгону. Он был хорошим парнем, и он на самом деле был расстроен. Но мои проблемы начались с этой гонки. Три месяца спустя была Монца.
Они хотели, чтобы меня наказали, потому что они сказали, что я был слишком агрессивным в течение всего года. Я приехал в Уоткинс-Глен, чтобы участвовать в гонке, и Берни Экклстоун сказал мне: "Смотри, некоторые из водителей злятся на тебя, так что ты должен сказать, что ты был неправ, извинись". Так вот, я сел в одном из автодомов с пятью пилотами, и я попытался сказать, извините. Самое сложное было с Марио. Он был очень близок с Ронни, и он на самом деле думал, что я был причиной его смерти, потому так говорил Хант. Я сказал, что я извиняюсь за то, что я сделал в Андерсторпе, и я попытался объяснить, что в Монце я был перед аварией, и я никого не коснулся. Я пошел туда со смирением, надеясь, что они примут то, что я сказал. Но они этого не сделали, и они снова сказали организаторам, «Если Патрезе едет, мы не едем". Они были чемпионами, Андретти был на своем домашнем Гран При, а я не был никем. Так что я пошел в город Уоткинс Глен, подал иск местну судье и завел дело. Судья постановил, что никто не может запретить мне делать свою работу, и дал мне листок бумаги.где это было прописано. Когда я вернулся на трассу Джеки Оливер сказал: «Риккардо, мы новая команда, мы находимся под некоторым давлением здесь. Таким образом, мы отозвали свою заявку". Это означало, что я не мог стартовать. Через неделю, в Монреале, никто не ничего уже не говорил. Я занял четвертое место. Гонка в Монце едва не поставила крест на моей карьере. После этой истории я на какое-то время стал замкнутым и мнительным.
Когда кто-нибудь гибнет в Италии, итальянцы проводят юридический процесс, и так я и стартер, Джанни Рестелли были обвинены в умышленном убийстве Ронни Петерсона. В моем случае этот процесс продолжался в течение трех лет. Это было очень неприятно, но в конце концов, судьи сказали, что не было никакой моей вины. Некоторые другие фотографии были найдены позже, которые были сделаны из верхней части башни в Монце, и они показали очень ясно, что я был далеко впереди, когда произошла авария. Но Джеймс Хант никогда не изменил свое мнение обо мне. Когда он работал в качестве телевизионного комментатора, он всегда говорил плохие вещи обо мне. Я как-то шел с Берни по автодому, это было почти 10 лет спустя, и Хант попался нам на пути. Берни сказал: «Джеймс, пришло время помириться с Риккардо. Джеймс сказал: «У меня нет ничего, чтобы сказать ему", и развернулся и ушел.
После того, как я лидировал в Кальями, Ferrari вызвали меня в Маранелло, и Энцо подписал опцион на меня на 1979 год. Конечно, как у любого итальянца, это было мое самое дорогое желание ездить за Ferrari. Тогда же Берни предложил мне контракт на один сезон на 1979 год, с возможностью после этого продлить его на два года. Но я все еще надеялся на Ferrari, так что я отказал Берни. Я думаю, что некоторые люди в Ferrari не хотели Жиля Вильнёва, потому что у него было много аварий, но Энцо конечно всегда любил Жиля, а затем тот выиграл в Монреале в конце года, поэтому он попал в пару с Шектером в 1979 г. Энцо отказался от варианта со мной и я остался с Джеки Оливером, правда Феррари извинились.
В Ferrari искали нового пилота в пару к Вильневу на 1982 и вышли на меня. Но кто-то внутри Ferrari не любил меня, и они вместо этого оставили Дидье Пирони. Я знаю, что [спортивный директор Марко] Пиччини любил Пирони Так что это был знак договариваться с Берни Экклстоуном на 1982 год.
В первый раз в моей карьере, я был в действительно хорошем автомобиле. Нельсон Пике выиграл титул за Brabham в BT49C, и он, конечно, был лидером в команде, но он создавал такую легкую атмосферу. В первый раз мы тестировались вместе, на Поль Рикарде, и когда я закончил тесты в конце дня, я не смог найти мои брюки. На Рикарде были большие высокие флагштоки, и Нельсон водрузили на них мои брюки, они хлопали на высоте 20 метров над поворотом Мистраль. Нельсон был большой шутник.
В Монако я получил свою первую победу , которой чуть было не было. Я шел вторым, позади Renault Проста . Позади меня Пирони в Ferrari, де-Чезарис в Alfa, Росберг в Williams, так показывает табло. У меня этот порядок пилотов остался в голове. Четыре круга до финиша: пошел дождь и лотерея начинается. Прост разбивается в шикане - это была на пятой передаче в те дни, очень быстро. Так что я выхожу в лидеры, но дождь перерастает в ливень. Я очень осторожно еду, понимая что это последний круг, вхожу в шпильку. Я касаюсь тормоза, делаю 10 км/ч , и как на льду, машину ведет, и я разворачиваюсь. Я не могу в это поверить. Я сижу в машине посреди трассы, двигатель заглох. Моя первая победа Гран При, и я её потерял. Феррари приходит мимо, то есть победитель Пирони. Альфа: это де Чезарис. Уильямс: это должно быть Росберг. Маршалы тянут меня назад, потому что я застопорился на подъеме, в опасном положении. Теперь я, скатываюсь вниз. Автомобиль медленно катится, я толкаю передачи, и он заводится. У меня все кипит,, потому что я думаю, что я четвертый.
Я начинаю свой последний круг, и я прохожу де Чезариса, у того нет топлива. Немного лучше, я третий. Вниз через туннель, там Пирони, припарковался. ОК, я второй, но Росберг должен еще быть передо мной. Я пересекаю линию, машут флагом, все восхищаться. Но я очень расстроен, я потерял Гран, который должен был быть моим. На медленном круге, мне машет Пирони, он хочет что бы я подвез его обратно в боксы. Я останавливаюсь, он садится на пантон, держится за дугу, но я до сих пор так зол, что забыл, что он там, и я ускорился с первой на вторую, третью, четвертую. К тому времени, когда мы добрались до Tабак он стучал мне по шлему, чтобы замедлить, чтобы он мог спрыгнуть. Когда я добраться до входа в боксы, мне машут "леденцом" и я ничего не понимаю. Радио тогда, конечно же не было Я останавливаюсь, и итальянец прыгает мне на нос: "Ты выиграл, ты выиграл. Я иду вверх по лестнице, чтобы встретить принцессу Грейс, только тогда я понимаю, что я выиграл Гран-при Монако.
Просто, я не знал, что Росберг, разбился за несколько кругов, до. Williams, что я видел, был Дерека Дэли. Но в течение 20 лет я все еще чувствовал себя глупо из-за моего разворота в шпильке. Я никогда не мог понять, почему я развернулся при такой низкой скорости - до тех пор, пока, совсем недавно, я не прочел интервью с Дереком Дэйли. Он сказал, что он врезался в Мирабо, и сломал масляный радиатор. Он поехал дальше вниз к Шпильке, и его масло было повсюду. Я развернулся на масле. Но он сделал еще один круг, и когда он прошел мимо, я подумал, что это был Росберг Когда я прочитал это, я почувствовал себя лучше.
Гордон Мюррей был большим умником После того, как мы перешли на BMW турбо двигателем BT50, Гордон придумал в середине гонки дозаправки. В Турбо требуется 240 литров, чтобы пройти дистанцию гонки. С таким количеством топлива на борту на старте, вес, износ шин - это было катастрофой. Он сделал систему заправки, которая выдавала 120 литров в течение нескольких секунд под высоким давлением, и сделал грелки для нагрева новых шин. Мы проверили все это в Донингтоне, и в первый раз, когда мы использовали это, было в августе, в Австрии. Я был в лидерах, и это прошло отлично. Я сменил, четыре шины и заправился - в первый раз это было сделано в современной Формуле 1 - и вернулся в гонку без потери мест. Невероятно. Четыре круга спустя двигатель взорвался ...
Имола в 1983 году была гонка, которую я должен был выиграть. Я лидировал, но мой Пит-Стоп затянулся и Ferrari Патрика Томба вышло вперед. Шесть кругов до финиша, я возвращаю лидерство обратно. А потом я немного расслабился, я говорю себе, хорошо, я выиграл этот Гран-При. В повороте Аква Минерале поверхность асфальта разваливалась, я поставил колесо на несколько сантиметров офф-лайн, и я врезаться. Тиффози повеселил конечно: они предпочитают, чтобы француз выиграл в Ferrari, нежели что бы итальянец, выиграл в любом другом автомобиле. Я был так зол на себя, что не слышал их аплодисментов. Но я видел это по телевизору, когда я вернулся домой, и это заставило меня чувствовать себя еще хуже. Тиффози могут быть очень жестоким.
В Монце у меня был поул. Берни сказал мне: "Нельсон борется за чемпионство, ты поможешь ему сегодня? Я говорю: «Может быть, Берни, но как насчет моего контракта на 1984 год? "Я ещё не могу сказать". «Если Нельсон находится рядом со мной, я не собираюсь врезаться него, но если я буду далеко впереди, я не собираюсь, замедляться ради него, вы не можете ожидать, что я сделаю это здесь, в Италии». Тогда Гордон задал мне тот же вопрос, я дал ему тот же ответ, и Гордону не понравилось, он стал молить. "Мы команда, вы должны помочь Нельсону". Я сказал: "Не просите меня об этом. Мы находимся в Италии, я на поул-позиции, у меня нет контракта на следующий год. Я не буду делать неприятности Нельсону, но если я могу выиграть этот Гран При, я его выиграю. " Гонка начинается, и я не могу поверить, насколько мощна моя машина. Она, как ракета, в ней будто дополнительных 100 л/с. Я легко иду в отрыв. Третий круг, в Параболике, бум! Возможно, они специально перекрутили мне движок Я не говорю, что это был Гордон, потому что я не мог ничего доказать ... но Нельсон выиграл.
После этого я помог Нельсону. В последнем туре в ЮАР, он должен был набрать на три очка больше, чем Ален Прост, чтобы стать чемпионом. Нельсон лидер, я второй, и на середине дистанции Прост сходит. Так Нельсон начинает замедляться. Я замедлился позади него. Есть ли у него проблемы? Он идет медленнее, я иду медленнее. Я пришел рядом с ним, чтобы посмотреть, он машет мне , иди, иди. Он хотел спасти свою машину, чтобы быть уверенным, что финиширует третьим, для чемпионата. Так что я выиграл гонку, а снова стал чемпионом.
Октябрь, ноябрь, Берни до сих пор говорит, конечно, уверен, мы найдем решение, но контракта все нет. Так что я договорился с Alfa Romeo. Тогда Берни говорит, хорошо, заключаем контракт. Возможно, это было только потому, что он знал, что я больше не доступен! Вы никогда не угадаете Берни. Но мои два года в Альфа были катастрофой. Команда, Euroracing, не имела бюджета, чтобы делать правильные вещи. "В течение двух сезонов, вместе со своим старым партнером по картингуе Эдди Чиверм, они имели одно третье и одно четвертое место. При этом, надо отметить, что одним из немногих партнеров, для кого у Риккардо не нашлось добрых слов, был как раз Чивер. В 1985 году автомобиль не удался , и я не заработал ни одного очка. Я думал, что никто не выбрал бы меня сейчас. Но Берни хотел, чтобы я вернулся. И в конце этих двух трудных лет в Альфа, я сильно изменился. Я стал проще с людьми, более расслабленным. В 30 лет вы становитесь мужиком; до того, я был просто мальчик
Назад в Brabham Я был с Элио де Анджелисом. Перед тем, может быть, потому что мы оба были итальянцы, у нас было соперничество, мы были насторожены друг к другу. Когда мы начали работать вместе, наши отношения стали очень хорошими. Но автомобиль - Гордона, низкий BT55, с плоским двигателем - это было очень трудно. Ты ложишься на спину с шеей под прямым углом , чтобы увидеть, куда ехать, и ты не можешь дышать.
В первый раз я сделал один круг, и должен был остановиться. И болид был настолько низким, что мы чувствовали себя частью автомобиля. Мы привыкли к нему, и он имел огромную мощность, но это было не так просто. После Монако был мой черед тестов на Поль Риккард, но Элио попросил меня поменять даты с ним. Он хотел, сделать больше миль за рулем к Спа, так что я сказал, хорошо. В Эссес после боксов на Риккарде, в шестом повороте, я думаю, что что-то сломалось. Автомобиль перевернулся, загорелся с Элио внутри и простые люди пытались его спасти. В те дни спасателей и медиков на тестах не было . Это было очень, очень грустный случай. И, вы знаете, это должны были быть мои тесты. Жизнь странная штука.
Дерек Уорик стал моим товарищем по команде до конца этого года - фантастический парень - и в 1987 году Андреа де Чезарис присоединился. Я пытался убедить Берни не брать его, но Берни:сказал "Это спонсорство, спонсорство. Когда Берни хочет сделать что-то он делает это. Причина, почему я не хотел Андреа была из-за Брэндс Хэтч в 1985 году, когда мы оба были в команде Лянча, в спорт-прототипах Это было в конце гонки, и мы просто должны были проехать пару кругов, парой что бы закончить победным дублем. Но, он пытался меня обогнать, и въехал мне в зад, авария! Я должен был сделать пит-стоп, я был в ярости. Но в Brabham, в конце концов, мы стали друзьями. Он мог быть очень быстрым, тоже, но он был дезорганизованным.
Я не знал, что Берни планировал продать Brabham в конце сезона. Никто не знал. Но Берни обо мне заботился. В августе он предложил меня Фрэнку Уильямсу для тестов в Имоле. FW11B был самый лучший автомобиль в том году, так что это была отличная возможность. Я сделал двухдневный тест и прошел на полсекунды быстрее, чем Айртона Сенна в Имоле на поуле. Пике уходил в Lotus, и Уильямс предложил мне присоединиться к Найджелу Мэнселлу. Берни всегда был мне хорошим другом. Вам не нужны с ним договоры. Если он смотрит вам в лицо и говорит, что он будет делать что-то, так и будет.. Б. Экклстоун Риккардо никогда не был удачливым пилотом, но я убежден, что при этом он оставался одним из самых талантливых гонщиков своего времени, и уверен, мог бы добиться куда больших успехов, но ему хронически не везло
Это было началом из пяти фантастических лет для меня в Williams. Все мои годы в Формуле-1 были хорошие, потому что у меня были сильные отношения со многими хорошими людьми, и даже в плохие времена, мне нравилось работать с командой, чтобы поднимать её боевой дух. Я думаю, что именно поэтому я выжил в течение 17 сезонов. Но Фрэнк и Патрик особенные. Фрэнк является экстраординарным менеджером, Патрик является экстраординарным инженером. Первый год, 1988, у нас был только двигатель Judd, но в 1989 прибыл Renault V10 . Найджел ушел в Ferrari, и Тьерри Бутсен стал моим партнером по команде. Хороший водитель, хороший человек тоже.
McLarens были очень сильны в те годы, а у меня были некоторые неудачи. Я лидировал в Рио, но двигатель сломался. Тогда под дождем в Канаде мой -спойлер смыло волной, и я потерял прижимную силу; Я позволил Тьерри пройти мимо, он выиграл, я был вторым. И Хунгароринг: поул, во главе 52 круга, но камень пробивает мой радиатор. Но Имола 1990 был великой, после моей ошибки в 1983 году, и на этот раз Тиффози подбадривали меня. Я обогнал McLaren Бергера и взял на себя лидерство за 10 кругов до финиша, взял свою первую победу в Ф1 в течение семи лет.
В 1991 году Найджел вернулся в Williams. В начале я был быстрее, чем он - я переквалифицировал его в первых семи гонках, и взял четыре поул-позиции. Он был недоволен настройками своего автомобиля, и в один момент он попросил, чтобы попробовать мой, но он обнаружил, что они были такими же. К тому времени у нас уже была телеметрия, и она сказала нам, что мы были одинаковы в быстрых поворотах, но мое преимущество было в медленных поворотах, я получал больше скорости из машины. После шести гонок я был вторым в чемпионате за Сенной. Потом у Найджела было четыре прекрасных победы, и после того, я помог ему, чтобы попытаться побить Сенну. В Португалии моя машина сломалась в квалификации, и мне пришлось идти обратно в боксы. Патрик крикнул мне, чтобы я сел в в Т-машину (запасную). Я никогда не сидел в ней раньше, но я сделал один круг и взял поул. Я возглавил гонку, но пропустил Найджела как я и обещал. Но покидая боксы его колесо оторвалось, и после этого, его наказали черным флагом. Так что я выиграл в любом случае.
В 1992 году у нас была активная подвеска автомобиля, и Найджел, как правило, был быстрее, чем я. Не было усилителя руля, и из-за прижимной силы нагрузка на руль стал очень тяжелой. Он был сильнее меня, с более мощными руками. Автомобиль был намного быстрее в быстрых поворотах, но с тяжелым рулевым управлением не требовавшим тонкой работы рулем и в медленных поворотах, мое преимущество исчезло, потому что теперь мы имели контроль тяги, он делал работу за нас.
У меня всегда были хорошие отношения с Найджелом - несмотря на то, что он был очень самовлюблен! - И до сих пор мы хорошие друзья. Но я только что прочитал новую книгу, которую Морис Хэмильтон писал о Williams. Там, Эдриан Ньюи сказал, что на данный автомобиль Найджел получал свои настройки скоординированные на тестах , а затем, он исправлял данные, так что, когда мой инженер проверял настройки, мы получили бы их неправильными. Дэвид Браун, инженер Найджела, знал об этом. Я никогда не знал. Активный автомобиль был очень сложным, и все, что я обнаружил в тестировании я клал на стол, потому что мы были командой. Но, похоже, Найджел делал что-то другое. Так говорит Эдриан Ньюи в книге, Мэнселл знал что Патрезе был серьезным соперником, и принялся его избивать как мог.
Активный автомобиль подходил Найджелу лучше, чем у мне, и в этой машине он был быстрее, чем я. Он заслужил выиграть чемпионат. Это позор, что он не сделал своё решение оставить Уильямса, и оставить Ф1, до конца недели в Монце. Потому что к тому времени, полагая, что уже нет места для меня в Williams, я подписал договор с Benetton. Фрэнк попросил меня остаться, но я дал слово Алессандро Бенеттону. Флавио Бриаторе сказал, что он должен получить меня, он не мог жить без меня, из-за моего знания активного Уильямса. Но прошло три или четыре гонки и г-н Бриаторе говорил я не достаточно быстр, что пришло время мне идти на пенсию. Было много проблем, связанных с автомобилем, но я не жаловался публично, я только разговаривал с командой и пытается решить их. И Михаэль Шумахер был очень хорош в плохом автомобиле, и, где он мог, он уничтожал своего напарника. Я говорил внутри команды о неисправности автомобиля, но они говорили, что я просто оправдываюсь, потому что Шумахер был быстрее, меня.
На самом деле к середине года они обнаружили плохую проблему с машиной, они поняли, что я был прав, и вдруг все стало намного лучше. Но Бриаторе все еще хотел, чтобы я ушел. С Михаэлем я всегда ладили. Как мы теперь знаем, что он был особенным. После меня были Ферстаппен, Лехто, Херберт, никому из них не было легко гоняться с Шумахером.Я мог бы списать все на то, что моя машина была подготовлена хуже чем у Шумахера. Но на самом деле машины были на 90% идентичны, разница лишь в том, что я чувствовал себя не в своей тарелке, машина мне не подходила, в то время как Михаэлю удалось выжать из неё буквально все.
Вплоть до 1992 года я был столь же мотивированным в Формуле-1, каким я был в 1977 г. Но в конце 93-го я ждал, чтобы оставить Benetton, потому что я не хотел больше видеть Бриаторе. Через 17 лет я был выкинут из Ф1,и когда сезон '94 начался, и я был у себя дома, смотрел его по телевизору и почувствовал себя плохо. Я приехал на квалификацию в Имоле, чтобы увидеть старых друзей, и поговорить с Фрэнком и Патриком о том, что бы провести тесты для Williams, просто, чтобы помочь с развитием автомобиля. Они сказали: "Хорошая идея, Риккардо, мы организуем это". Я попрощался с Айртоном и пошел домой, смотреть гонку на следующий день по телевизору. И Айртон погиб.
Я хорошо знал его. У нас была хорошая дружба, мы провели пару отпусков вместе на острове между Японией и Австралией. Как человек, он был очень обаятельный, всегда действовал очень тихо и спокойно. Внезапно я понял, что, возможно, я вернусь в гонки снова, но все, что я чувствовал, это большая боль в сердце, из-за Айртона. Две недели спустя я увидел Фрэнка и Патрика в Монако, и они сказали мне: "Если бы мы предложили бы тебе вернуться в гонки? " И я сказал: «Да, если вы хотите меня, я вернусь." Когда я приехал домой все итальянские журналисты звонили мне, говоря, что они знают, что я собирался в Уильямс на место Айртона. Они были настойчивы. Другой журналист позвонил и сказал: «Это правда, не так ли? Вы собираетесь в Уильямс". В этот момент я всё решил. Я сказал нет. Не я. Ф1 для меня закончилась ". Я сразу перезвонил Фрэнку, и сказал: "Может быть, вы и не собирались выбрать меня. Но в любом случае, я решил сказать нет"
Я снова водил Williams. В 1996 году Фрэнк и Патрик попросил меня приехать в Сильверстоун, чтобы проверить FW18, машину Дэймона и Жака ', которая доминировала в том году. Это был подарок от старых друзей. Я не был в кокпите в течение трех лет, но это было самым приятным испытанием в моей жизни. Никакого давления, никакой программы: просто выйти и наслаждаться собой. В первый день я просто веселился, на второй день я надел пару новых перчаток и втопил. Мой лучший круг поставил бы меня во второй ряд британского ГП. Но этот автомобиль был настолько хорош, вы могли бы просто сесть и сразу поехать.
Помимо формул, я ещё провел девять сезонов с Lancia в спорт-прототипах. Мои напарники были хорошими людьми - Сандро Нанниниi, Рёрль, Альборето, Боб Воллек, Тео Фаби. Мы выиграли много гонок: Уоткинс Глен, Брэндс, Нюрбургринг, Спа. Но я никогда не любил Ле-Ман. Я чувствовал, что я больше спринт гонщик, и в шестичасовой гонке, или 1000 километров, вы могли бы в общем проехать три часа каждый и гонка заканчивалась. Ле-Ман не нравится. Я также выступал в DTM, но мне не понравилось. Техника не очень отличается, нет прижимной силы, чтобы выиграть, вы должны быть специалистом данной категории.
Существует ли удача в Формуле-1? Еще бы! Без удачи не сможешь победить и не станешь чемпионом. Что касается меня, то я выиграл шесть Гран При, но ещё столько же раздарил великим чемпионам! Если мы посмотрим на историю таких пилотов, как Сенна, Прост, Менселл и Шумахер, мастерство которых не ставиться под сомнение, то можно смело утверждать, что во многих Гран При они победили лишь за счет неудач, постигших лидировавших гонщиков. Помню в Монце 92, я был вынужден сбросить скорость за пять кругов до финиша из-за поломки подвески, и Айртон, который шел в десяти секундах позади меня, финишировал первым. Мне же никогда, за исключением Монако 82, не удалось, идя вторым, выиграть из-за чужой ошибки или технической неисправности. Семнадцать раз я финишировал вторым, и ни разу никто из шедших впереди меня не остановился. Но, не смотря ни на что, я не считаю себя неудачником и ни в коем случае не пеняю на судьбу. Возможно, я не был самым везучим пилотом Ф1, но мне грех жаловаться. Я счастливый человек. Я счастлив в первую очередь потому, что у меня есть семья, дети и Сьюзи. На протяжении всей моей карьеры жена оставалась самым близким и самым важным в мире человеком, она всегда поддерживала меня, помогала переживать постоянные стрессы, которые являются неотъемлемой частью гонок. Именно благодаря ей я мог так долго сохранять не только физическую, но и куда важнее психологическую форму."
Вхід
Реєстрація
Допомога
Пошук
